— Если бы Келсьер это знал, — хмыкнул Дрифт, чуть понизив голос, — может быть, и вовсе не пришлось бы расхлебывать эту кашу.
— Посмотри–ка на это, Икабод, — так же тихо ответила Рурк, показывая на раненых и на разбросанные вокруг мертвые тела. — Вот что случилось из–за того, что ты принял заказ, не посоветовавшись с остальными. Это того стоило?
Дрифт огляделся, чувствуя едкий привкус желчи во рту, и устало покачал головой.
— Нет.
— Тогда вот что…
— Я хочу сказать — это случилось не из–за меня, — продолжал Дрифт. — Это случилось, потому что я убедил вас всех, что это в наших силах. Что семеро отчаявшихся бродяг и одно ржавое ведро смогут сделать это.
Впервые на его памяти Тамара Рурк опешила.
— Я не говорю, что такое стоит проделывать для собственного развлечения, — поспешно добавил Дрифт, — но сама подумай, если бы я предложил тебе такую аферу, когда нашим жизням ничего не угрожало, ты бы что сказала?
— Сказала бы, что ты сошел с ума, — ответила Рурк.
— Вот именно! — просиял Дрифт и сморщился от боли. — И была бы неправа!
— То, что на этот раз пронесло, еще не значит, что это не сумасшествие! — вздохнула Рурк. — Серьезно, Икабод, — я сегодня видела, как умирали люди. И ты тоже, если уж на то пошло. Хочешь сказать, тебя это нисколько не волнует?
— Волнует, конечно, — согласился Дрифт, — но меня бы волновало гораздо больше, если бы на их месте был я. Или ты, или Дженна, или…
— Я не об этом…
— Знаю, а я именно об этом. Видишь ли, в этом и есть суть войны — кто–то посылает других сделать то, чего сам делать не хочет, потому что это слишком рискованно. Эти люди — солдаты, они сами выбрали воевать. Мы послали их взять террориста, который хотел сбросить на них ядерную бомбу. Единственное, что от них утаили, — кто были те несчастные, которых обманом заставили притащить эту бомбу к ним. Это я как–нибудь переживу. И не говори, что ты не переживешь, мисс агент ГРУ.
— Ты, может быть, удивишься, но я поэтому и ушла из агентства, — тихо сказала Рурк. — Даже моя совесть не все может вынести. Ну ладно. Выбора у нас большого не было, мы сделали глупый ход, но, кажется, он все–таки принес нам удачу в игре — почти всем.
— Хм. — Дрифт посторонился, чтобы дать дорогу машине европейской медпомощи. — Я так понимаю, за Михеем мы не вернемся?
— У грозианских полицейских остались его документы, и я сказала им, чтобы его кремировали. Может, и родственников каких–нибудь найдут, если они у него есть. Но нет, я не думаю, что нам стоит туда возвращаться.
— Да, пожалуй, в европейские системы нам лучше пока не соваться, на случай если там получили еще какие–нибудь сообщения из министерства обороны. Вот Апирану пускай подлатают, а потом назначим им встречу на Грозе, а сами смоемся?
Они подошли к «Ионе» — тот выглядел невыразимо жалко на фоне двух европейских военных шаттлов.
— Неплохой план, — кивнула Рурк и включила коммуникатор. — Цзя, впустишь нас?
— Ясное дело. — Трап заскрипел и начал опускаться. — Дженна прибежала пару минут назад. Мы военных–то обратно повезем?
— Нет, — сказала Рурк, — они, как ни странно, предпочитают лететь со своими пилотами. И почему бы это?
— Да пошли вы все…
«Кейко», ощутимо вздрогнув, отсоединился от «Драко», и корабли стали расходиться. Как только между ними образовалась необходимая дистанция, Цзя плавно включила маневровые, пилот европейского сторожевого корабля сделал то же самое и выровнял курс, готовясь к скачку Алькубьерре обратно к системе Перуна.
Дрифт легонько хлопнул Апирану по плечу:
— Как самочувствие, здоровяк?
— Паршиво, — признался маори, потирая бок. — Но жить буду.
Нельзя сказать, что у европейских военных врачей мало опыта в лечении нулевых ранений, но пуля задела почку, а человеческий организм все–таки не железный.
— Рад слышать, — улыбнулся Дрифт.
Он смотрел, как в иллюминаторе поплыли звезды — Цзя разворачивала нос корабля от газового гиганта, на орбите которого они висели. Правый глаз Дрифта снова работал — европейские медики починили, они кое–что понимали в киборгизации, — и это было большое облегчение — снова видеть нормально.
— Ну, прежде всего — за погибших.
Он взял стакан, в который только что плеснул виски, отмерив на глазок, поднял и немного помолчал, обдумывая речь.
— Думаю, одно можно сказать с уверенностью — Михей ван Шакен был человеком, которого мы знали очень мало. Своей историей он с нами почти не делился. Он воевал в пограничной охране Европейского Содружества и ушел оттуда по причинам, известным только ему.
Теперь предстояла самая трудная часть.
— Мне… нелегко говорить о его достоинствах, как принято в такие моменты. С Михеем было непросто, и я не могу сказать, что он искрился весельем и жизнерадостностью. Честно говоря, он казался слишком большим циником даже мне и чувство юмора имел довольно мрачное. Но мы ничего не знаем о его прошлом, а значит, не можем судить его за то, каким он был в настоящем. Одно я могу о нем сказать — он нанялся на корабль, чтобы сражаться за нас, и делал это всегда, когда его просили.
— А бывало, и когда не просили, — вставила Рурк.
Дрифт сердито посмотрел на нее, но она уже подняла стакан.
— Михей был не просто солдафоном с винтовкой. Он был умен и видел то, чего другие не замечали.
Она сглотнула комок и продолжала — таким голосом, что Дрифт, если бы не знал, насколько это па нее не похоже, подумал бы, что ее душат эмоции:
— Человек, который смеется, убил его первым. В каком–то извращенном смысле это был комплимент с его стороны.