Секретный рейс - Страница 54

Вот так и вышло, что Дрифт, Михей и Апирана отправились из Атлантик–сити вдоль побережья на север поездом. Тупоносый, быстрый, как нуля, поезд катил по магнитному монорельсу, поднимавшемуся высоко над старыми улицами Нью–Джерси и изгибавшемуся длинными элегантными дугами между громадными небоскребами. Стены зданий переливались светом и красками — это были, как Дрифт знал по опыту, голограммы, рекламирующие все подряд, от новейших протеиновых батончиков до сверкающих городских флаеров, но они представляли интерес только для местных жителей: на такой скорости, с какой летел поезд, голограммы сливались в одно туманное пятно, на сетчатке от них оставался лишь какой–то мимолетный невразумительный отпечаток. Да ему все равно было не до рекламы. Его попутчики хоть смогли вздремнуть пару часов, а сам он почти не сомкнул глаз после того, как они вместе с Рурк кое–как составили пугающе шаткий план, и теперь казалось, что в глазах сплошной песок.

Монорельс свернул на запад, огибая побережье Лоуэр-Бей, затем вильнул назад, чтобы обойти понизу путаницу космопортов и промышленных пустырей, которую представлял собой Статен–Айленд. Вагон пробил облака заводского дыма и мерцающего бензинового тумана и вынырнул на относительно свежий воздух над Нэрроузом. Дрифт включил увеличитель на окне и стал смотреть на север, на остров Либерти, где возвышался на пьедестале монумент, прозванный Пластиковой Свободой. Оригинал расплавили несколько столетий назад, когда нехватка меди для схем и проводов стала почти критической, а до богатых залежей в других концах галактики еще не добрались.

Поезд замедлил ход перед конечной станцией на южном берегу Бруклина. Дрифт надел маску–регенератор — необходимая мера предосторожности против загрязненного воздуха, который временами висел над городом; его прозвали «Статен–смог», в честь Статен–Айленда, откуда его чаще всего приносило, — не без усилия отодвинул туго поддающуюся дверь и вышел. Михей с Апираной — за ним. Они оказались на стальной решетчатой платформе, футах в пятидесяти над землей. Ее окружали петли проволоки, с одной стороны вниз, на улицу, вела лестница в туннеле, на другой стоял дряхлый на вид лифт. Поезд отошел от станции, и проемы в решетке напротив дверей вагонов автоматически закрылись барьерами на уровне пояса. Общее мнение сводилось к тому, что если ты такой кретин, который способен свалиться с высоты пятидесяти футов сквозь дыру в ограждении, то туда тебе и дорога.

Они постояли, критически разглядывая лифт, а затем, по общему молчаливому согласию, направились к лестнице. Было начало марта, по обочинам улиц лежали кучи грязного шлака — все, что осталось от недавнего снегопада. Воздух был обжигающе холодный, хотя, казалось бы, Старый Нью-Йорк сам по себе генерировал тепло, и Дрифт порадовался, что догадался заскочить в гардеробную «Ионы» и прихватить термокуртку, которую застегнул сейчас поверх бронежилета. Михей откопал свою старую военную форму с терморегулятором, способным выдерживать экстремальный климат до пятидесяти градусов по Цельсию хоть выше, хоть ниже нуля. С оторванными нашивками, с тонкими дредами на голове вместо армейской стрижки бывший солдат пограничной охраны ничем не отличался от любого случайного прохожего, из экономии накупившего шмоток в армейском магазине, разве что тяжелый пистолет в кобуре на бедре намекал на его боевое прошлое. Апирана же презирал термоодежду в любом ее виде и просто накинул поверх привычного удобного комбинезона куртку с капюшоном. За этим надвинутым на глаза капюшоном и маской татуировок почти не было видно, если маори и выглядел подозрительно, так разве что из–за размеров, и теперь у Дрифта не было ощущения, что он идет рядом с сигналящим маяком.

В небе послышался рокот. Они подняли головы и увидели полицейский флаер, бело–синий, со светоотражающими наклейками. На каждом крыле, похожем на обрубок, вращались, сливаясь в сплошную полосу, двойные лопасти винтов. Несколько местных юркнули в тень громоздящихся вокруг жилых блоков — пять–шесть этажей бетона и пластика, — но остальные шли себе дальше как ни в чем не бывало. Это не Манхэттен, где богатые и благополучные отгородились двадцатифутовой стеной, окружающей остров, чтобы никто не добрался туда вплавь — там–то полиция сразу бросается в глаза и бдительность проявляет на каждом шагу. Когда Нью–Йорк протянулся дальше на запад и на юг, Бруклин и Квинс были заброшены, как ненужные отходы, и их население, к добру или к худу, оказалось предоставлено само себе. Вынудить полицию Нью–Йорка сунуться сюда могли бы, пожалуй, только какие–нибудь массовые беспорядки, и Дрифта это почти в равной мере успокаивало и тревожило.

Флаер взял курс на запад, в направлении Джамайка Бей, и, когда его тень пропала из вида, Дрифт осмотрелся, чтобы оценить обстановку. Те, что прятались, появились опять, но на троих новичков никто вроде бы не обращал особого внимания. Дрифт поднял взгляд па указатель, почти скрытый целым гнездом из проводов — предприимчивые местные жители додумались получать электричество, подключаясь напрямую к уже имеющемуся источнику, — и показал рукой вперед:

— Вон там ближайшая станция метро.

Система метро Старого Нью–Йорка находилась в полуразрушенном состоянии и страдала всеми недугами, какими только может страдать перегруженная подземная транспортная система, проработавшая почти без перерывов несколько веков подряд, но все–таки еще более или менее действовала. Это был наилучший способ попасть в сердце Старого Нью-Йорка из южного Бруклина, но, выйдя из дребезжащего вагончика па Тремонт–авеню, но лестнице подниматься они не стали. Свернули налево у представительства пресвитерианской миссии, занимавшего один угол, обменялись преувеличенно незаинтересованными взглядами с двумя мужчинами, прячущимися за ним, — Дрифт не сомневался, что они собирались впарить им что–нибудь наркотическое, да передумали, когда увидели свирепый взгляд Апираны, уже снявшего маску, — и направились к лифту, который ходил только вниз.