Секретный рейс - Страница 10

— Вскоре я потерял счет и решил, что убивать буду только тех, кого запомню, — продолжал Дрифт.

Как у этого парня с реакцией? Наставленное в упор оружие — вообще–то сомнительное преимущество: его ведь, в принципе, можно отбить в сторону и обезвредить противника, пока тот успеет снова прицелиться и нажать гашетку.

Он поглядел парню в глаза и сглотнул. Судя по виду — все там нормально с реакцией.

— Икабод, кончай рисоваться, — укоряюще проговорил хриплый голос за спиной стрелка. — Маркус, кажется, он уже обезоружен. Можешь дать ему сесть, хотя, если на него найдет шальной стих и он па меня бросится, делай что угодно, чтобы ему стало больно и он прекратил.

Дрифт лихорадочно размышлял. Голос знакомый… А еще он заметил, как сузились чуть–чуть глаза стрелка. Что–то в этом приказе ему пришлось не по душе.

— Я не делаю больно, — произнес парень — Маркус, надо думать, — на редкость сильным, глубоким голосом с легким акцентом, Дрифту незнакомым. — Я убиваю. Ты же знаешь.

— Ну что ж, считай, что тебе выпал случай пополнить резюме, — недовольно произнес голос.

Пазл в голове у Дрифта вдруг сложился. Когда Маркус шагнул в сторону и бесшумно опустился на стул, Дрифт уже знал, кого сейчас увидит.

Постарел он, конечно — все–таки больше десяти лет прошло. На лице появились новые морщины, а старые пролегли глубже. Волосы поредели и были уже не столько светлыми, сколько седыми, хотя все так же спадали спутанной гривой на воротник — синий, плотно накрахмаленный, как всегда. И еще кое–что изменилось: одна рука у него теперь была механическая наверное, артрит доконал. Модель дорогая, пальцы хромовые с латунью, хорошо отлаженная сервосистема, не то что дешевые протезы из нержавейки, которыми приходилось довольствоваться тем, кто не мог себе позволить замену, почти равноценную живой руке. Этот протез выбирал человек, считавший, что если уж приходится менять руку на механизм, так пусть, черт побери, это будет эстетически привлекательный механизм.

А вот голос почти не изменился: протяжный, сухой, как старое русло ручья, с легкой хрипотцой, намекающей на пристрастие к табаку, хотя никто никогда не видел тому подтверждения, и естественной, не наигранной, чуть усталой властностью. И хотя кожа вокруг глаз, пожалуй, чуть сильнее сморщилась, сами глаза тоже остались прежними: все такие же льдисто–голубые, светлее, чем небо над Старой Землей, и твердый, немигающий взгляд.

Дрифт вдруг почувствовал себя голым, и не только потому, что остался без оружия.

— Садись, Икабод, — произнес старик, делая приглашающий жест механической рукой. — Прошу прощения за театральность и за всю эту чепуху в духе рыцарей плаща и кинжала, но я всегда был человеком осторожным, а сейчас к тому же в некотором роде связан рабочим графиком. Мне нужно было с тобой поговорить, здесь, сейчас — и без риска, что при моем неожиданном появлении ты запаникуешь и начнешь палить из пистолетов.

Дрифт не шевельнулся, и светлая бровь приподнялась.

— У тебя что, паралич случился от неожиданности или ты оглох? Садись. Я не намерен к тебе голову задирать, шея заболит.

Дрифт медленно опустился на табурет.

— Келсьер.

Губы человека чуть сжались это должно было означать улыбку.

— Я, кажется, припоминаю: при наших предыдущих встречах мне каждый раз приходилось тебе объяснять, что меня следует называть мистер Келсьер, а не Николас. Ты был тогда моложе и, пожалуй, самоуверенней, хотя на этот счет у меня есть некоторые сомнения. И определенно глупее.

Он приподнял чашку, и крепкий аромат чая поплыл над столом. В зачухаином баре под поверхностью Кармеллы‑2, на сиденье с тканевой обивкой, почти сплошь покрытой заплатами, сидит Николас Келсьер и пьет чай. Дрифт отметил про себя, что почти не удивлен.

— Что ж, теперь ты, по крайней мере, называешь меня по фамилии, а не по имени, хотя вежливое обращение, похоже, выветрилось у тебя из памяти, — продолжал старик. — Ну, не важно.

— Что…

Дрифт понял, что этот вопрос может иметь по меньшей мере дюжину вариантов продолжения, и закончил так:

— Что ты здесь делаешь?

— Я здесь, потому что ты здесь, — ответил Келсьер, отпил из чашки и с тихим стуком поставил ее на блюдце. — Мне нужны твои услуги. Снова.

Дрифт ощутил пустоту в животе. Этого следовало ожидать с того момента, как он обнаружил, что перед ним не кто иной, как Николас Келсьер, но он все цеплялся за слабую надежду… на что? Что старик явился сюда поболтать, спросить, как дела? Нет, конечно, это самообман. «Я не знаю ничего хуже самообмана, — сказал как–то человек, сидевший сейчас перед ним, — потому что если ты сам можешь обмануть себя, то для любого встречного мерзавца это тем более не проблема».

— Я такой работой больше не занимаюсь, — возразил Дрифт и с гордостью отметил, что голос у него не дрожит.

Он уловил едва заметное напряжение в позе парня по имени Маркус. Да, у этого спусковой крючок сработает — только пальцем шевельни, можно не сомневаться. Одно очевидно — сообщники у Келсьера стали опаснее.

— Я слышал, — сказал Келсьер и улыбнулся уголком рта. — Смерть вообще несколько снижает шансы найти работу. Но ты–то, я смотрю, еще хоть куда! Не настолько мертв, как все думали и надеялись. Ну, — тут же поправился он, — почти все.

Он сделал еще глоток, снова поставил чашку и пренебрежительно махнул рукой при виде строптивого выражения на лице Дрифта.

— Да расслабься ты, не сиди так, как будто у тебя запор. Я и сам такой работой больше не занимаюсь.

— Серьезно?